Давным-давно я прогуливался по парку с одной очаровательной особой.
- Как жаль, что я не могу спеть тебе серенаду!
Да, очень жаль.
В этот момент я услышал доносящийся из кустов странный звук.
- Подожди, я проверю!
Раздвинув зелёные ветви, я увидел старый, видавший жизнь, рояль. Идея, пробежаться по клавишам пальцами, мигом родилась у меня в голове. Что бы не замарать педали грязью с моих ботинок, я разулся и босыми ногами ощутил приятную металлическую прохладу. С первыми же аккордами я почувствовал, что рояль говорит со мной тусклым голосом.
- Вот, еще один любитель.
От неожиданности я чуть не потерял темп.
- А вот Катсманн не упускал темпа!
- А кто он?
- О, это великий пианист. Он заказал мое рождение по его заказу в мастерской и видел первый шрам на крышке от небрежных грузчиков.
- А дальше?
- Я стоял на сцене, ожидая света софитов. На сцену вышел конферансье. Это был великий человек. О, как он умело обводил взглядом публику, заставляя людей сомневаться в своих способностях тонко чувствовать необычайную красоту музыки! Затем на сцену вальяжно вышел Катсманн, и, небрежно откинув полы черного фрака, поднял крышку, открывая свету мои клавиши. Его изящные тонкие пальцы волнами пробегали по моей поверхности, выжимая музыкой слезы из бездонных глаз дам в шляпках в первом ряду. А потом все закончилось.
- А как закончилось?
- Искусство стало не нужно. Меня продали в воняющий потом и алкоголем кабак. Некогда сияющая жаром тысячи солнц крышка заляпалась отпечатками жирных рук. Добавилось несколько уродливых сигаретных ожогов. Кабаретная певичка оставила вмятины от каблуков. Люди пили и смеялись, почти не обращая внимания на мою музыку. Когда же лопнули струны, меня просто выкинули.Я помню лишь три аккорда и песни про решётки, закрывающие голубое небо. Больше нет прекрасных признаний в любви, только грязь и пошлость.
- Но я сижу босой за клавишами, сочиняю песню о любви и пою!
- Ты тоже уйдешь.
Уходя по ночному парку, я думал о смысле жизни. На следующий день я и трое моих крепких друзей с самого утра похитили рояль, освободив его из плена кустов. Мы внесли его в старый актовый зал нашей школы и, впервые за много лет, из него раздалась спокойная, чарующая музыка.
На Рождество открылась дверь и в зал вошел старичок с большой сумкой, полной инструментов для настройки Он нежно приподнял заново покрашенную крышку и заменил душу старого инструмента. Затем, пробежав пальцами по клавишам, улыбнулся:
- Ну здравствуй! Помнишь ли ты еще старого Катсманна?